На далёких островах - Константин Давлетшин

Я потом по Валькиному поведению понял, чем Маша её пугала. Валька вдруг сама стала говорить про детей! До этого она про них вспоминала только после меня и то с неохотой. А теперь вдруг сама! Причина нашей ссоры была известна всем – фанерные перегородки не очень способствуют сохранению тайны семейной жизни – вот Машка и прижала Вальку! Похоже Машка нашла бронебойные аргументы и Вальке пришлось сильно изменить своё поведение. Если раньше она за глаза и в открытую поливала грязью всех женщин и устраивала мне бурные сцены ревности. Хотя я повода ей никогда не давал. Теперь она поступала по принципу «или хорошо, или ничего» и о других женщинах молчала. А если у неё вдруг возникало малейшее подозрение, она сразу начинала ласкаться, целоваться и признаваться в любви! А так как у неё подозрения возникали гораздо чаще, чем надо, то она постоянно висела у меня на шее или сидела на коленях. Что скрывать – мне это нравилось. Валька теперь проводила все время или со мной, или с Машей. Они следили друг за другом, а я был под перекрёстным наблюдением. Ни шагу в сторону! Валька с Машкой относились к этому очень серьёзно, а для меня это было как игра, я смеялся и подкалывал их обоих!

1.9 Аварийное приводнение

Через два года подошло время повышать мою лётную квалификацию – пора сдавать на лётчика второго класса. Для этого, кроме зачётов, нужно сделать несколько контрольных полётов на самолёте-спарке. Спарка – это обычный истребитель, только за лётчиком оборудована вторая кабина для инструктора с полным набором всех приборов и органов управления. Но Миг-15 самолёт маленький, поэтому сделать нормальную заднюю кабину не получилось – из неё почти ничего не видно, голова переднего лётчика загораживает весь обзор!

Лечу с комэской – полет в зону для проверки техники пилотирования. Полет не сложный, покрутить пилотаж минут двадцать и назад. Кручу бочки, горки и спирали, боевые развороты, пикирование-кабрирование, в общем, все как обычно, ничего нового. Смотрю, со стороны Японии на горизонте какая-то точка появилась. Показываю пальцем комэске. Он как увидел, сразу запросил землю: кто это, а мне: давай к нему. Я добавил газа, а сам думаю: на самолёте топлива на час полёта, а мы уже минут тридцать летаем, но самое главное – на борту ни одного снаряда! Мы же на пилотаж полетели, а не на боевое задание! Ну ладно. Комэске видней.

Летим. Точка быстро увеличивается в размерах. Ого! Да это здоровенный американский бомбёр, переделанный в разведчик! Вооружён он очень серьёзно – на борту аж тринадцать крупнокалиберных пулемётов и человек двадцать экипажа. Он даже близко к себе подлететь не даст, его старший брат – «Летающая крепость» – во время войны сбивал немецкие самолёты пачками. Спрашиваю у комэски, что будем делать. Он:

– Давай пока покажем ему, что мы здесь, может он с курса сбился?

– Ну да, сбился. Корея-то совсем в другой стороне!

– Они всегда говорят, что сбились. Давай шуруй к ним, попугаем.

Подлетаем ближе, смотрю, а америкосы серьёзно настроены, развернули в нашу сторону стволы, но летят тем же курсом! Обычно в таких случаях они прикидываются дурочками и сразу отваливают в международные воды, а сейчас прут прямо по нашей территории! Говорю комэске:

– Давайте сейчас ему в хвост зайдём, может он испугается.

– Давай, только держись подальше, под его пулемёты не подлезай.

Закладываю правый вираж с набором высоты и захожу сверху ему в хвост. Отличная позиция, самолёт как на ладони! Полого пикирую на него, стараюсь держаться ровно, вроде как прицеливаюсь. У нас скорость в полтора раза больше, чем у старого поршневого бомбëра, дистанция быстро сокращается. Чувствую, комэска на себя ручку тянет. Нет, ещё рано отворачивать, ближе нужно, сейчас у стрелков нервы сдадут, и они первыми откроют огонь! А после этого мы всегда правы будем. Смотрю, а нервишки-то у экипажа на пределе – америкосы развернули на нас все свои стволы, даже те, которые должны смотреть только вперёд! Комэска молча тянет ручку на себя. Но я-то поздоровее буду, также молча придерживаю её, не даю уходить вверх. Так, конечно, делать нельзя – комэска тут старший и я обязан выполнять его приказы, но он пока молчит и не настаивает.

Ну, стреляйте же! Я уже вышел на дистанцию стрельбы! Мне самому стрелять пора! Если мы сейчас отвернём, то америкосы поймут, что у нас нет снарядов и мы не можем стрелять или вообще боимся. А если отвернём после начала их стрельбы, то это уже бой. Ну, давайте же!

Первым не выдержал верхний башенный стрелок, за ним сумасшедший огонь открыл кормовой, а потом застрочили все остальные. В воздухе мгновенно выросла железная стена из пуль! Эх, дураки вы! Рано стрелять начали, ваши пули до нас не долетают. Я добавил газу и резко взял вверх. Меня охватил азарт! Слышал от наших, воевавших в Корее: если энергично маневрировать, то все пули пролетят мимо. У америкосов на пулемётах стоят ещё древние винтовочные прицелы, они просто не успевают взять наш самолёт на «мушку»!

Ну, теперь держитесь, сейчас мы со всех ракурсов так заходить будем, пощекочем вам нервишки. Жаль только, что у нас снарядов нет, а то сделали бы из вас решето! Вам, фермерам, в Техасе хвосты коровами крутить нужно, а не над Курилами летать! В самолёт стрелять – это не по бутылкам на ранчо! Хотя откуда у вас бутылки? Может одна бутылка тараканьей настойки, которую вы называете виски, на всю толпу, и то водой разбавлена! Куда вы прëте? Мало вас в Корее били?

Слышим, в эфире нас КП полка вызывает, дежурное звено уже вылетело нам на подмогу. Отлично, минут через десять будут. А нам нужно америкоса на это время задержать. Задержать-то можно, вот что потом самим делать? Топливо-то заканчивается!

Мы зашли ещё пару раз в атаку с левого и правого бортов. Американский бомбёр отстреливался с отчаяньем обречённого, но все равно, упорно летел в сторону Охотского моря. Видимо очень им нужно что-то у нас разведать. Делаем четвёртый заход, тут на приборной доске загорелась лампа «аварийный остаток топлива»! Ну, все, долетались. Комэска мне:

– Добро, попугали уже, выходи из боя и поворачивай на аэродром.

Хорошо, что комэска таранить америкоса не решил, у него уже был такой случай. Рассказывали, он в войну таким образом завалил одного немца. Но на реактивном самолёте таран – это верное самоубийство! Это раньше врага своим винтом по хвосту аккуратно рубанёшь, и у него все рули в щепки разлетаются. Да и что тогда за самолёты были? Фанера, обтянутая тряпкой! Ну, может, винт себе немного погнёшь. А противник, лишившись рулей, сваливается в пикирование, из которого уже не выйти. Сейчас такой трюк не пройдёт. Придётся бить крылом, которое от удара наверняка отвалится.

Ладно, тарана мы избежали, дальше что? До своего аэродрома мы точно не долетим. Садится на воду? Или катапультироваться? Комэска развеял мои сомнения:

– Слушай, как двигатель встанет – катапультируемся. Я – первый, а ты сразу за мной.

(Самолёт так устроен – сначала катапультируется лётчик из задней кабины, где как раз и сидел комэска, а потом из передней)

Не, на это я не согласен. Я на планере летал, на свой страх и риск, там вообще никаких средств спасения нет, не было и никогда не будет. А тут живой самолёт в воздухе бросить, потом по госпиталям полгода валяться и не факт, что после этого летать будешь! Позвоночник можно очень серьёзно повредить: катапульта бьёт под зад с силой в десять тонн! Комэска пусть делает как хочет, а я приводняться буду., самолёт штука большая, сразу не утонет. Поворачиваюсь к комэске и кричу ему голосом:

– Я не буду! Попробую приводниться.

Я ожидал что-то вроде: вы, что приказ не поняли, выполняйте! Но комэска, вопреки моим ожиданиям сразу согласился:

– Я тоже не хочу. Боюсь я этой бешеной табуретки! Давай на воду садиться, – и сразу на КП, – Альбатрос, я полсотни первый, закончилось топливо, буду приводняться.

– Полсотни первый, я Альбатрос, вас вижу, высылаю спасательный катер.

Это радует. Тут километров пятьдесят всего, часа через два с половиной – три подойдёт. Пока с землёй говорили, движок как-то странно чихнул и встал. И тишина. Я сразу вспомнил планер и полёты в Тушино. Правда самолёт без движка этот не летучий планер, но справиться можно. Сейчас нужно плавно снижаться, чтобы скорость не потерять, а перед самой водой аккуратненько потянуть самолёт на себя, он снизит скорость и тихонько плюхнется в воду. Пока он будет тонуть, мы успеем вылезти.

Отдаём ручку от себя и снижаемся. За высотой и скоростью следим, разгоняться нельзя. На воду в некотором роде садиться проще – не нужно выбирать площадку. Море – одна большая площадка. Лишь бы шторма не было. Это на земле то провода, то овраги, то заборы, то столбы! Сколько лётчиков погибло, пытаясь выбрать удобную площадку или уходя от городов.